Вступление
Полемика на тему жизни после смерти, как правило, сводится к рассмотрению доказательств в пользу той или иной концепции. Вместе с тем, крайне мало говорится относительно самих концепций — насколько сами они последовательны и непротиворечивы?
Говоря о жизни, мы будем иметь в виду сознательное существование. Безусловно, ценность такой жизни условна. Вполне может быть, что есть люди, которые не считают человеческую жизнь в общем и свою собственную жизнь в частности чем-то священным и достойным вечного сохранения. Множество людей нисколько не мучаются от осознания своей смертности и не находят идеи вечной жизни нужными и привлекательными. А потому, данная статья может быть интересна прежде всего тем людям, которые интуитивно хотели бы жить вечно, но никогда не отдавали себе отчёта в том, а чего же они, собственно, хотят.
Целью этого очерка будет рассмотреть несколько фундаментальных концепций жизни после смерти и показать, что при ближайшем рассмотрении они либо нежелательны, либо немыслимы, а также что невозможно представить жизнь после смерти, которая бы действительно могла нас удовлетворить.
Алогичность жизни после смерти
Прежде чем начать рассмотрение конкретных концепций, необходимо ответить на возражение, которое часто возникает при обсуждении подобных эзотерических и религиозных тематик, а именно — что бесполезно обсуждать жизнь после смерти, поскольку реальность за пределами видимого мира не подчиняется законам логики, она «иррациональна» и логические противоречия вовсе не убеждают, а являются лишь дополнительной демонстрацией «внеземного» характера обсуждаемого.
Прежде всего, здесь следует сказать, что если жизнь после смерти настолько отличается, что мы даже не можем представить её, не можем описать и даже осмысленно говорить про неё, тогда, очевидно, можно смело сказать, что жизни после смерти нет, потому как такое посмертное существование, очевидно, жизнью назвать никак нельзя. Это будет уже чем-то принципиально другим.
Причём, именно несуществование наиболее полно отвечает столь строгим критериям алогичности. Несуществование нельзя описать, о нём крайне трудно сказать что-то определённое и представить его тоже невозможно, потому что всё, что мы представляем, есть представление о существующем или существовавшем или, по крайне мере, могущем существовать.
А потому, настаивание на алогичности скорее является аргументом против вечной жизни.
Единственным последовательным выводом данного аргумента будет агностицизм, позиция, согласно которой мы просто не знаем и/или не можем знать в принципе, а потому не можем и говорить об этом сколько-нибудь осмысленно.
Однако довольно часто аргумент про алогичность является приёмом, применяемым с целью выйти из дискуссии если и не победившим, то по крайне мере не побеждённым. И применяется этот приём собеседником, который в начале дискуссии утверждает существование жизни после смерти и, в некоторых случаях, даже предлагает конкретную форму такого посмертного существования.
В таком случае, вторым возражением будет то, что претензия на алогичность необоснованна. Действительно, концепции, которые люди выдвигают, на самом деле вполне логичны, по крайне мере в той степени, что их можно утверждать, описывать и объяснять, также не видно алогизма и в самой идее жизни после смерти — это вполне понятная, вполне поддающаяся осмыслению идея. Но в таком случае, где же начинается алогичность и где она заканчивается?
Получается, когда апологет жизни после смерти утверждает её и в некоторых случаях даже описывает, это логично, а как речь идёт о несостыковках и противоречиях, то жизнь после смерти вдруг становится «иррациональной» и «не поддающейся анализу». Это — явный двойной стандарт. Либо «внеземная» реальность иррациональна и тогда все описания — суть лишь выдумки и фантазии, также как и само утверждение наличия этой реальности, либо же то, что утверждается, подчиняется логике, а значит может быть проанализировано.
Конечно, всегда можно попытаться сказать, что посмертное существование имеет элементы и рационального и иррационального. Однако такой аргумент на самом деле невыгоден именно апологету вечной жизни, поскольку позволяет совершенно вольную трактовку «иррациональной части» предлагаемого существования, вплоть до полного отрицания всего посмертного существования. И на вопрос — как так может быть? — запросто отвечать, что это и есть иррациональная часть посмертного бытия — что его нет.
Таким образом, апелляция к алогичности есть либо непродуманность позиции, либо просто нечестная уловка.
Вечная жизнь
Сразу оговоримся, что «жизнь после смерти» и «посмертное существование» по сути означает именно вечную жизнь. То, что это так, легко понять, если представить некую жизнь после смерти тела, которая, в свою очередь, также имеет конец. Ясно, что наличие жизни после смерти тела вовсе не разрешает поставленный вопрос, поскольку мы просто расширяем понятие «жизни в теле» до «жизни в теле и затем жизни после смерти тела». По-прежнему будет необходимость размышления, а есть ли что-то после прекращения жизни, которая идёт после смерти тела?
То же самое касается теории, что наш мир это компьютерная симуляция, а мы — игроки из потустороннего мира. Всё равно остаётся открытым вопрос, вечны ли мы в потустороннем мире и если нет, то что произойдёт с нами после нашей смерти там?
Таким образом, важно понимать, что любой разговор о жизни после смерти есть всегда разговор о вечной жизни, то есть о жизни, которая никогда не завершается. В дальнейшем, вместо более громоздкого термина «жизнь после смерти», мы будем использовать термин «вечная жизнь».
Концепции вечной жизни
Рассматриваемые концепции будут браться в самом общем виде, а потому некоторые из них могут вполне быть применимы к нескольким религиям и философиям. Некоторые концепции отображены в религиях частично, что демонстрирует, как правило, непродуманность религиозной мыслью используемых ею концепций. Но любая религиозная схема в конечном счёте попадает под одну из ниже рассматриваемых схем.
Рай
Одной из ныне доминирующих в нашей цивилизации идей вечной жизни является идеалистическое бытие, которое отвечает определённым характеристикам. Эти характеристики могут быть положительными, в каком случае это «рай», либо отрицательными, в каком случае это «ад». И то и другое идеалистическое бытие является вечным. Желанным почитается, безусловно, именно идея рая.
Как уже было отмечено, нас в данном очерке не интересует вопрос доказательности рассматриваемых концепций. Всё что нам интересно — мыслимы ли эти концепции и насколько удовлетворительны они в решении вопроса о вечной жизни? Поскольку многие люди надеются, что рай существует, давайте посмотрим, а действительно ли наличие рая позволяет утолить нашу мечту о вечной жизни.
Основная проблема идеального райского бытия состоит в том, что оно, при всей своей видимой привлекательности, оказывается на поверку довольно сомнительного качества, так что вдумавшись, мы уже не уверены — а хотим ли мы такого идеального бытия?
Давайте посмотрим для начала на концепцию рая, в котором у людей есть тела.
Хотя тела и есть, при этом нет смерти, болезней, несчастий и других обстоятельств, которые мы считаем отрицательными, такими как попрание достоинства, ограничение воли, вероятно, чего-то ещё. Но и перечисленного достаточно.
Начнём с отсутствия болезней. Отсутствие болезней мгновенно отсекает сразу несколько граней нашего существования — теряет смысл медицина, уходит практический смысл анатомии, биологии, спорта. Поскольку никакой образ жизни не будет сказываться на здоровье, теряют смысл самодисциплина, уход за телом. Пропадает и такой обширный аспект жизни, как старение. Теряют практический смысл сон, еда, отдых. Вообще, отсутствие болезней по сути лишает наше тело последствий наших поступков, делая целый спектр возможных действий бессмысленным и неинтересным.
Отсутствие смерти сводит на нет понятие расставаний. По-видимому, отсутствие смерти означает и отсутствие рождений. Безусловно, мыслимо бытие, где его население способно неограниченно увеличиваться, однако даже в этом случае рождение перестаёт быть чем-то важным и особенным. У каждой пары может быть любое количество детей, которые никогда не болеют и не умирают и которые, соответственно, не требуют никакого особенного ухода и никакой особенной поддержки.
Отсутствие несчастий в виде внешних обстоятельств логично вытекает из уже перечисленных свойств. Собственно, неясно какое значение внешние обстоятельства могут иметь для всегда здоровых и всегда живущих существ. Равнодушные к любому внешнему миру и не испытывающие последствий от взаимодействий с ним, такие существа по сути являются полностью независимыми от внешней среды и неосведомлёнными о любом её изменении или, по крайне мере, о подавляющем большинстве её изменений, поскольку именно последствия от взаимодействия и позволяют нам узнавать о самом факте взаимодействия.
Понятие свободы воли становится ненужным, также как и всякое действие — отсутствие последствий делает действие немыслимым, потому что в такой среде произведённое действие ничем не будет отличаться от непроизведённого.
Но даже если попробовать отбросить все эти доводы и попытаться представить, что можно что-то всё-таки делать и делать это «просто для удовольствия», ясно, что понятие удовольствия мыслимо только на фоне неудовольствия, любое «хорошо» может быть понято только на фоне «плохо» или по крайне мере «менее хорошо», также как понятие определённого цвета мыслимо только при наличии множества цветов. А если и от этого возражения отмахнуться и всё же предположить, что каким-то образом можно жить без болезней, смерти и несчастий, эта вечная жизнь будет такой ограниченной, такой ненаполненной и урезанной, что возникает вопрос — а хотим ли мы такой жизни, да при том ещё и вечной, да и можно ли вообще назвать это жизнью и что от жизни в ней, собственно, остаётся?
Ведь, если задуматься, все наши достижения, все наши удачи и светлые моменты имеют смысл только на фоне возможных несчастий и неудач. В мире, лишённом всяких обстоятельств, понятие счастья бессмысленно.
Но также бессмысленно и понятие сознания, которое фактически будет находится в состоянии полной или почти полной изоляции от каких-либо внешних раздражителей. В связи с чем мы можем мыслить такую жизнь, как некое почти бессознательное существование, подобно сознанию деревьев или низших животных. Чем «идеальней» мы делаем нашу жизнь, тем она становится менее привлекательной и тем меньше в ней остаётся от жизни. Как бы ни казалось это парадоксальным, но живая жизнь немыслима без трудностей, несчастий и их возможного преодоления.
Так что, при ближайшем рассмотрении, райское идеальное бытие либо немыслимо, либо не является бытием в том смысле, в каком изначально мы хотели бы, и даже оказывается для нас совершенно негодным.
Единство с «космосом»
Если теперь рассмотреть ту же концепцию рая, но только без тел, мало того, что всё вышеозначенное многократно усиливается — то есть, уход за телом, отдых, еда, движение становятся полностью невозможными по причине отсутствия тела — к тому же возникают существенные вопросы относительно того, а как вообще в этом смысле возможно сохранение индивидуальности?
Идея астральных тел, то есть наличия неких форм из какого-то особого астрального вещества, возвращает нас обратно к концепции рая с телами. Постулировать отсутствие физического тела и существование астрального тела — это значит, по сути, ничего не изменить. Если у нас есть некие астральные тела, значит они занимают определённую точку в некоем астральном пространстве и значит в пределах этого пространства они могут перемещаться и взаимодействовать друг с другом и с окружающей средой, в которой они находятся. И если эти астральные тела также идеальны, вечно здоровы и вечно живы, то всё сказанное выше про рай может полностью быть отнесено к раю астральных тел. То, из чего сделаны тела, в данном случае значения не имеет.
А потому принципиально отличной схемой является идеальное бытие без тел — ни физических, ни астральных, в каком случае понятие индивидуальности невозможно и такое идеальное бытие представляет из себя слияние индивидуального сознания с неким сознанием «космоса», с реальностью, с «природой».
Проблема такой вечной жизни состоит, безусловно, в том, что она для нас неотличима от смерти. Это то же самое, что сказать, будто после смерти мы продолжаем существовать в ромашках и одуванчиках, растущих из нашей могилы. Но это совсем не то, что мы понимаем под нашей жизнью. Существовать после нашей смерти, таким образом, будем не мы, а ромашки и одуванчики. Любая потеря нашей индивидуальности в «космосе» будет означать, что существовать будет космос, а вовсе не мы.
А потому, при всей внешней привлекательности идеи, она на поверку оказывается лишь более поэтическим описанием смерти, после которой всё, что мы ассоциируем с конкретной личностью, полностью распадается.
Реинкарнация
В свете вышеозначенных соображений идея реинкарнации, то есть последовательных воплощений, звучит гораздо разумней. По крайне мере, в самом общем виде эта идея более человечна, более приближена к нашим реальным мечтаниям о вечной жизни, чем идея рая, потому что мы сразу теперь видим, что она не лишает нас того, что для нас является жизнью, вместе с тем вроде бы лишая нас смерти. Но действительно ли механизм реинкарнации позволяет лишить нас смерти?
Здесь мы снова наталкиваемся на проблематику индивидуальности. Поскольку по факту мы не помним предыдущей жизни, а те сведения, которые имеются про воспоминания прошлых жизней, весьма и весьма недостоверны, мы можем предположить, что если реинкарнация и существует, то, очевидно, память о предыдущих воплощениях не сохраняется. Также, мы получаем новое тело.
То есть, ситуация с точки зрения организации самого бытия ближе к тому, что мы считаем жизнью, а вот индивидуальность снова под вопросом, поскольку, как и в случае слияния с космосом, непонятно, чем отличается стирание памяти и получение нового тела от смерти. В результате реинкарнации получается новый человек, а вовсе не тот, который существовал в предыдущем воплощении. И если наше сознание, включающее в себя память и те характеристики, которые мы ассоциируем с собой, стираются, будет ли тот, новый человек нами?
Если в этом возникают сомнения, читатель, представьте, что вы сейчас полностью лишаетесь памяти, превращаетесь в точно такого же младенца, каким вы когда-то были, и начинаете развиваться с того момента, с какого произошло это превращение. Ясно, что вокруг вас всё поменялось — люди, в той или иной степени культурный и информационный фон. Можно ли сказать, что, подрастая в этой новой обстановке, вы будете своим продолжением? Конечно, нет! Очень вероятно, что ваше взросление и обучение будет совсем иным и ваш опыт приведёт к мировоззрению, а возможно и к характеру, существенно отличающимися от тех, которые у вас были, когда предыдущая жизнь была прервана.
А теперь представьте, что у вас не только стирается память, а вам даётся полностью новое тело и вы рождаетесь в совсем другой среде. Что же от вас предыдущего осталось? Да ровно ничего! И любые попытки сформулировать, а что же за «суть» остаётся от личности человека, когда ни его предыдущей памяти, ни тела не существует, успехом пока не увенчались. Всё наше понимание дела говорит о том, что жить будем уже не мы, а этот другой новый человек.
Возражение, которое тут может быть поднято, состоит в том, что мы гораздо шире личности и что конкретная личность — это всего лишь грань нашего существа. Однако, по сути это означает, что индивидуальности не существует и что любой человек может быть любым другим. Такое понимание всё равно никуда не уходит от вопроса — какова судьба той самой грани нашего существа, которая в этой жизни является нашим «я»? Если эта грань больше никогда в том же виде не воплощается, то такое положение дел ничем неотличимо от смерти.
Проблема памяти и вечности
Но, поскольку мы смотрим чисто теоретически на любые мыслимые варианты, может ли реинкарнация в каком-либо другом виде или какой-то иной неучтённый вариант ответить нашим запросам?
Несмотря на то, что среди возможных вариантов есть несколько с первого взгляда привлекательных, всё-таки размышление показывает, что положительно ответить на этот вопрос можно только с большой натяжкой. Любой мыслимый вариант вечной сознательной жизни, также как и все описанные выше концепции, имеют одну общую проблему — проблему памяти.
Даже если наша память каким-то образом переходит из одного тела в другое и даже если новое тело «подбирается» с учётом содержимого нашей памяти и с учётом нашего предыдущего тела, возникает трудность бесконечно растягивающегося бытия.
Во что превратится существование человека, который помнит бесчисленное количество разных воплощений? Во что превратится жизнь, ценность которой теперь становится сомнительной по причине её рутинности и повторяемости? Всё, что является важной частью человеческой судьбы — рождение, детство, попытка достичь чего-то, жгучее желание познания, дружба, воспитание детей — всё это превращается в жалкую пародию, обременяющий ритуал, когда за плечами сотни тысяч, миллионы, миллиарды рождений, смертей, достижений. Если мы их не помним, мы вчерашние — умерли, если мы их помним, мы сегодняшние — не живём.
Действительно, ведь наше парадоксальное желание вечной жизни требует одновременно и завершённости. Нам нередко кажется бессмысленным сюжет, который автор обрывает в середине. И разве не охватывает ужас при мысли о нескончаемом потоке событий, людей, миров, которые пришли ниоткуда и идут вникуда? Так уж устроено наше сознание, что оно, имея начало, требует и конца. И эта странная смесь желания продолжения и желания завершённости делает любую концепцию вечной жизни путанной, внутренне противоречивой или не соответствующей нашим желаниям. Всё, что кажется нам привлекательным, остаётся привлекательным, только если сшивать дыры и неувязки магическими нитями алогизма.
И если райское существование выливается в овощное существование, практически неотличимое от смерти, то реинкарнация даже в самом лучшем виде превращает смерть из трагедии в благословение. Обе схемы спасают нас от смерти только ценой жизни.
Заключение
Читатель может сам попробовать сконструировать вечную жизнь, которая бы его удовлетворила, а затем проверить её относительно трёх приведённых здесь концепций и проблем, которые они поднимают.
Некоторые религии, типа индуизма, поначалу кажутся выходящими за пределы означенных схем, в частности, реинкарнация как правило считается вовсе не вечной, а временной, после чего следует единение с космосом, при чём с сохранением индивидуальности. На самом деле это просто значит, что индуизм постулирует более длительную земную жизнь, после которой следует райское существование в виде неких астральных тел. Всё, сказанное относительно концепции рая, относится к вечной жизни с Ишварой. Насколько известно автору этого очерка, индуизм нигде не говорит о вечной реинкарнации и она всегда либо завершается разрушением индивидуальности, либо раем.
Итог нашего анализа состоит в том, что вечность и жизнь несовместимы. То сознательное бытие, которое мы ценим и которое мы интуитивно хотим продлить и улучшить, крайне плохо подвергается абсолютному улучшению и бесконечному продлению. Мы не отказались бы жить лучше и дольше, но без завершённости, без окончания — жизнь немыслима.