В 1991 году психолог Элизабет Лофтус провела опрос на тему памяти. Оказалось, что большинство людей (в том числе психологов) считает, что память содержит буквальную запись событий: доступ к ней может стать затруднительным, яркость впечатлений — поблёкнуть, какие-то части – отсутствовать, но в целом мозг работает как видеокамера.
Как же в таком случае объяснить наличие ложных воспоминаний, которые ощущаются такими эмоционально мощными, точными и детальными? Мы абсолютно уверены в их подлинности, а зря.
Сквозь трафарет внимания
Проблемы возникают уже на стадии восприятия. Мы замечаем то, что наш мозг полагает важным на данный момент (глубокое декольте, направленный вам между глаз пистолет, драматические перипетии новой книги любимого автора), а сигналы, которые оцениваются как несущественные, подавляются. Этим зачастую пользуются фокусники, создавая свои иллюзии.
Внутренний нарратив: главное, чтобы костюмчик сидел
Все наши воспоминания – часть связной истории, которую мы постоянно творим из хаоса данных. Если мозг замечает противоречие, он старается его устранить либо сгладить. Непонятное и неожиданное должно получить хоть какое-то объяснение или быть отброшено. Модель мира должна быть устойчивой, и всё тут, иначе невозможно будет нормально принимать решения и действовать.
Это касается не только вашей интерпретации того, что произошло (Вася стрелял из пистолета, потому что он террорист), но и деталей происходящего (не помню на Васе никакой полицейской формы, потому что это противоречит моему мнению о том, что Вася – террорист).
По предварительному сговору
Свидетели, которые обсуждают между собой событие, будут неосознанно приводить свои воспоминания о нём к общему знаменателю. Не только ваш личный, но и коллективный костюмчик должен сидеть хорошо. Это называется «конформность».
В идеале нужно, конечно, чтобы другие свидетели были нам симпатичны. Если же они нам не нравятся, мы будем сопротивляться этому процессу.
Главное – суть, а детали придумаем
Общая тема и эмоциональный фон воспоминания сохраняются довольно точно, а детали додумываются (ну не хранить же их все, в самом деле – физический носитель памяти не резиновый). Притом они подбираются таким образом, чтобы не только не противоречить, но и подкреплять и усиливать центральную тему и эмоцию. Так «я поймал карася» превращается в «я поймал десять карасей и щуку», подчиняясь центральному «отличная была рыбалка».
Что – важно, откуда – неважно
Источник информации стирается из памяти гораздо быстрее, чем сама информация.
Это могло быть важной экономией ресурса изначально (какая разница, кто именно сказал, что за нами гонится тигр), но в современном обществе это может стать проблемой (если новостное агентство N сказало, что за нами гонится тигр, то я, пожалуй, побегу, а если телевизионный канал M – десять раз подумаю).
Также наш мозг не слишком много значения придаёт тому, верна полученная информация или нет: если сказать что-то и затем пояснить, что это неправда, уже через 3 дня 27% молодых людей и 40 % людей среднего возраста вспомнит утверждение как правдивое и будет вести себя соответственно.
Однако если сначала объявить, что сейчас будет неправда, а потом дать информацию, больше людей запомнят, что утверждение неверно. Имейте в виду, если когда-нибудь займётесь борьбой с мифами.
Правдивая история, произошедшая со мной
Мы имеем склонность помещать себя в центр историй (я выбил у Васи пистолет, а вовсе не Петя) и присваивать опыт, о котором слышали, читали или смотрели передачу. Конечно, совсем невероятные (с точки зрения нас сегодня) действия мы себе не припишем, но по мелочи можем себе и другим врать изрядно. Помнить, что мы были в зоопарке, который только по телевизору видели, — да легко.
Теперь, когда вы спросили, я начинаю припоминать
Исследований, в которых испытуемые вспоминают то, чего не было (например, несуществующую сцену только что показанного фильма), проведено довольно много. Это можно сделать, показав вашу фотографию, обработанную в фотошопе, и/или задав наводящие вопросы.
В этом свете довольно сомнительными представляются некоторые психотерапевтические методы. Всплывшие воспоминания о перенесённом в детстве насилии легко могут оказаться ложными. Особенно когда ваш терапевт вооружён презумпцией виновности родителей. К её формированию серьёзно приложили руку Эллен Басс и Лора Дэвис.
Приведу здесь отрывок из их книги “The Courage to Heal”: « Исходите из того, что ваши ощущения абсолютно верны. Если вы чувствуете, что стали в детстве жертвой, и это сказалось на всей вашей последующей жизни, значит, именно так оно и было. Вам не требуются точные и связные воспоминания, как для дачи показаний в суде».
Когда психотерапевт заставляет своих пациентов искренне верить, что их похищали инопланетяне (а именно этим прославился Джон Мэк), бредовость происходящего для большинства очевидна. Но сфабрикованные воспоминания об инцестах разрушили много жизней и семейных отношений. Особенно сильной внушаемостью обладают дети.
Безусловно, семейное насилие существует, но это не повод сажать и подвергать травле невиновных.
Итак, воспоминания могут стираться, не формироваться вообще (если, например, вы в состоянии хронического недосыпа), подстраиваться под наши ожидания и ожидания других людей, сливаться между собой и так далее. Мы не замечаем этого, потому что обычно у нас нет причин сомневаться. Не с чем сравнить истории в нашей голове, ведь никто не пишет на видео всю нашу жизнь от рождения до смерти. А жаль: шок при просмотре отснятого материала был бы огромным. «Я помню всё по-другому, я вам не верю», — заявляют многие участники экспериментов, читая отчёты о ярких событиях, написанные ими же в прошлом.
Добро пожаловать в Матрицу, Нео!
Хотя нет, какое-то отношение к реальности память всё-таки имеет. …Наверное.